Испытание смертью или Железный филателист - Страница 84

Шкловский страдал в путах этого перекрестного опыления, ревновал Олешу и к вздорной жене, и к литературе. Он тоже хотел написать что-то вроде неувядающих «Трех Толстяков», но бог не дал таланта.

К тому же даже в сохранившихся рукописях Олеши оказалась такая махровая антисоветчина, что выхлопотавший к этому времени Государственную премию СССР Шкловский опасался их размораживать. Понимал, что мы с Иванкиным в силу молодости и непуганности вытащим на свет все, что он не решился утопить в Москве-реке. Впрочем, мог просто иметь и прямую инструкцию КГБ.

В архиве Олеши я когда-то нашла анекдот времени спасения челюскинцев. Встречаются два чиновника, и один спрашивает другого: «Слышали, Отто Юльевича Шмидта сняли со льдины?» Второй удивленно спрашивает: «Что вы говорите? А кого назначили?»

Этот анекдот касается второго случая, когда Иванкин заставил меня делать главным героем мужчину.

Больше чем через тридцать лет после истории с Олешей он позвонил со знакомой интонацией:

— Мань, есть дело! Надо немедленно встретиться!

Иванкин уже был классиком документального кино и пожил в немыслимом количестве стран. А, появившись в моей кухне, заявил с совершенно не изменившейся интонацией:

— Ты должна все бросить и немедленно сесть за сценарий про писательницу Зою Воскресенскую, которая была великой разведчицей!

— Ты б по телефону предупредил, я б сразу ответила, что ненавижу писать для кино, что про разведчиц и разведчиков мне неинтересно и некогда, я заканчиваю роман… И вообще, почему ты решил прийти с этим ко мне?

Иванкин хитренько посмотрел на меня:

— Я приму отказ без обид, но только после того, как ты узнаешь, что… — И через мхатовскую паузу добавил: — Она была воспитанницей Александры Коллонтай!

…Я написала сценарий о писательнице Зое Воскресенской — первой женщине — полковнике разведки в мире Зое Рыбкиной, работавшей под прикрытием первой женщины-посла в мире Александры Коллонтай.

Отношусь к авторам-занудам и не могу написать ни строчки, пока не узнаю всех подробностей времени и места происходящих событий. Сотрудники Пресс-бюро СВР передали мне кучу материалов по рассекреченным периодам ее работы. Помогали, разъясняли, ловили в тексте исторические и технологические промахи.

Консультант — легендарный Иосиф Линдер — посвятил меня в кучу нюансов. А для написания трех сцен со стрельбой и дракой (большая часть которых не вошла в фильм), дал возможность «войти в роль» с боевым, хотя и незаряженным, оружием в руках. И пошагово понять, какими приемами самозащиты пользуется разведчик-нелегал данной конкретной школы для ликвидации противника. Это помогло избежать литературной клюквы.

Забавно, что архив писателя Олеши в конце восьмидесятых оказался закрытым наглухо, а архив разведчицы Воскресенской-Рыбкиной оказался доступен за исключением спецопераций, время секретности которых еще не истекло. Для меня это важный знак того, что последние тридцать лет развернули страну ровно на 180 градусов.

* * *

И вот на очередной встрече Иванкин снова сказал:

— Мань, а теперь ты должна написать сценарий об Алексее Козлове!

— Во-первых, кто это? — удивилась я. — Во-вторых, ты же знаешь, мне не интересно писать о мужиках!

— Алексей Козлов — икона современной разведки. Вижу, что хочешь отказаться. И приму отказ без обид, но только после того, как ты прочитаешь материалы о нем и познакомишься…

Понятно, что после встречи с Алексеем Михайловичем Козловым, я сказала «да», хотя прекрасно понимала — способность обаять собеседника входит в профессию разведчика-нелегала как первая составляющая.

Но я никогда не была в Африке и «не чувствовала ее на вкус». Пришлось уговорить мужа — Шумита Датта Гупту — стать соавтором. Во-первых, в ЮАР начинал свою карьеру Ганди, и «гандиана» в индийских школах проходила с интенсивностью «ленинианы» в наших. Во-вторых, во всех африканских государствах мощнейшие индийские диаспоры, и ЮАР ощущается в Индии примерно как у нас Украина. В-третьих, знаменитые родственники мужа — герои борьбы с британской колонизацией, и тема апартеида, воспринимающаяся мною как экзотика, понятна на генетическом уровне.

У Шумита это первый опыт литературной работы на русском языке, он всю жизнь писал по-английски. И мы чуть не развелись, пока писали сценарий, потому что смотрели на материал с разных географических и исторических точек планеты. За бортом сценария фильма «Испытание смертью» — снятого режиссером Владимиром Нахабцевым на студии «Артель» с Олегом Тактаровым в главной роли — осталось столько материала, что мы решили написать эту книгу.

Пафосно признаюсь, что глубоко благодарна Александру Иванкину за участие в проекте «Испытание смертью» при том, что сценаристы всегда недовольны режиссерами и продюсерами. Дело не в фильме, а в том, что погружение в материал заставило меня заглянуть на вторую сторону луны, куда считается неприличным заглядывать людям моей среды и моих убеждений.

Неожиданно распахнувшаяся страница новейшей истории обрушила своей тяжестью представления о многих предметах. Не то чтоб я намеренно избегала или равнодушно перелистывала эту страницу в двух гуманитарных вузах, а просто не вводила ее в зону критики и не раскрашивала человеческими судьбами.

Ведь когда изучаешь историю молодым, тебе некогда и незачем спотыкаться на нравственных оценках. Ты изучаешь ее не для себя, а для зачета и экзамена. Слово «апартеид» отталкивается, как все, о чем надрывается советский телевизор. Ты выплескиваешь с водой любого ребенка, в которого ткнула пальцем коммунистическая пропаганда, и постепенно оказываешься в системе координат, в которой «первый мир» безапелляционно первый, а «третий мир» — безапелляционно третий.