Испытание смертью или Железный филателист - Страница 72


К оглавлению

72

Он давно потерял границы между сном и обмороком, между бредом и фантазиями. А за последнее время так ослаб, что на пытках присутствовал тюремный доктор Мальхеба.

Это был лысый, шаркающий ногами человек в небрежно надетом на военную форму халате. Во время пыток он периодически щупал пульс и делал рукой знак «достаточно».

Кормили здесь значительно хуже, чем в прежней камере, — там давали три раза в день баланду загадочного состава с лепешкой. Здесь в пять тридцать утра приносили кружку жидкости, напоминавшей что-то среднее между кофе и чаем. А иногда просто воду, в которой мыли посуду.

Еще полагались два куска хлеба и миска каши. Обед был в одиннадцать часов, примерно такой же, но добавляли котлету из китового мяса. Настолько отвратительную, что Алексей предпочел бы умереть от голода, чем съесть ее.

Ужин приносили в три часа дня. Он состоял из четырех кусков хлеба, кусочка маргарина, джема и тарелки супа. Свет выключали в десять вечера, и к этому времени от голода и сенсорной изоляции начинались видения.

Видения были разные, иногда Алексей совершенно ясно видел в углу камеры миску отварной картошки с паром, недоеденную тогда Жорину банку селедки и яркие помидоры с огурцами. Чувствовал запахи, казалось, сейчас протянет руку, и…

Видения не исчерпывались гастрономией. По-прежнему появлялся Чака и молча смотрел на него с сочувствием, а Алексей делился с ним невеселыми мыслями.

Однажды Чака показал рукой в угол камеры. И утром, ощупав этот темный угол руками, Алексей нашел под слоем грязи что-то между скрепкой и дамской заколкой. Видно, осталась от прежнего обитателя, но было непонятно, как ее не заметил и не вымел уборщик.

Дату переезда в камеру смертников Козлов случайно узнал у прапорщика и теперь мог сделать на стене календарь — царапать этой скрепкой утром число, зачеркивать его вечером и писать новое. Казни по пятницам подсказывали дни недели.

Однажды ночью привиделось, что в камеру вошла покойная Татьяна. Села на кровать и положила ему на лоб ладонь.

— Ты очень плохо выглядишь, — сказала она грустно.

— Ничего страшного, просто перегрелся под юаровским солнцем, — пошутил Алексей и прижал ее руку к своей щеке.

— Помнишь, у тебя был тепловой удар в Алжире? — Она засмеялась. — Ты лежал, обернутый влажной простыней, на веранде в доме возле базара, за окном чавкали верблюды, а я поила тебя кофе с ложечки!

— Помню. — Картинка ясно встала у него перед глазами. — Там еще старик, точащий ножи, звенел своим точильным кругом прямо у дома и громко разглагольствовал на хорошем французском об изгнании французов…

— Алешенька, — сказала она нежно, — ты действительно перегрелся. Только не от солнца, а от работы. И тебе нужен отдых. Попроси у Центра отпуск.

— Сейчас я никак не могу уехать, — покачал он головой.

— Мне пора, — прошептала она. — Береги себя ради детей.

И растаяла.

— Таня, подожди! — закричал он и то ли проснулся, то ли выпал из полубредового состояния.

Нахлынули мысли о том, что, если бы она не выбрала эту профессию и этого мужа, может быть, была бы жива. Ведь не все выдерживают напряжения жизни нелегала, перемещения по миру, воздуха чужих стран.

Ну зачем бы она, оставшись в России, выясняла бы, чем дромадер отличается от бактриана? В России верблюд он и есть верблюд, хоть с одним горбом, хоть с двумя. И никому не интересно, что дромадеры неделю могут обходиться под вьюком без воды и несколько месяцев — без нагрузки, а при случае способны за десять минут выпить сто литров воды. Или что бактриан не боится суровых морозов и может утолять жажду в соленом озере.

Почему он пошел у жены на поводу и не просчитал риски для ее здоровья?…

Теперь было много времени на воспоминания. Алексей вспомнил даже о Стивене Бико, убитом именно в этой тюрьме, может быть, даже в этой камере прямо перед его приездом в ЮАР. Ведь пока Козлов искал информацию, нужную Центру, он не сосредоточивался на образе лидера борьбы с апартеидом.

Только теперь Алексей начал обдумывать судьбу почетного президента «Собрания темнокожих» Стивена Бико, вдохновившего молодежь на массовые выступления против преподавания на европейском африкаанс вместо ндебеле, коса, зулу, сесота, тсвана, свази, венда, тсонга.

Прежде он был для него среднеарифметическим черным деятелем освободительного движения, а теперь стал коллегой по несчастью, арестованным по той же статье «Подозрение в терроризме», дававшей тюремщикам любые полномочия.

И пытали его, конечно же, чудовищнее, чем Алексея. Он ведь не нужен был им живым. И смерть Бико в тюремном лазарете наверняка констатировал омерзительный доктор Мальхеба.

Козлов даже представил себе, как мастер своего дела Мальхеба, морщась, осматривает труп с разбитым во время пыток черепом. Потом, шаркая ногами по тюремным полам, идет в свой кабинет и пишет в заключении, что арестованный скончался от объявленной им политической голодовки.

Вспомнил и то, что после народных волнений в связи со смертью Стивена Бико, жестоко подавленных правительством Боты, Совет Безопасности ООН ввел эмбарго на ввоз и продажу оружия ЮАР. И громко осудил кровожадный апартеид со всех политических трибун и страниц печатных изданий.

Но при этом ни одна крупная компания из стран, входящих в ООН, не отозвала из ЮАР представителей, ведущих выгоднейший бизнес. В клубах для белых Алексей успел перезнакомиться со всеми, и его визитница была набита визитками с названиями самых крупных западных компаний.

72