И Алексей изо всех сил хлопнул себя по лбу. Потому что только теперь понял, почему человек с трубкой показался таким знакомым. Он сто раз видел его фотографии в газетах, но представить себе не мог, что к нему посреди улицы подойдет сам Эренбург!
Алексею дали вылежаться три дня, в какой-то момент даже выключили женские крики в динамике. Понятное дело, им нужна была информация, а не труп. На третий день ссадины на затылке и руках затянулись коркой. Голова кружилась, но Алексей смог дойти до двери, съесть баланды с лепешкой и выпить воды.
Через полчаса после этого повели на допрос в подвал. Посадили, не снимая наручников, на обычный стул. Стула с выгнутой спинкой в комнате не было. По глазам охранников Алексей понял, как жутко выглядит в синяках и ссадинах.
Вошел Глой вместе с незнакомым мужчиной в штатском, скороговоркой сказал:
— Зря упрямишься, Козлов! «Товарищи» о тебе так и не вспомнили!
Человек в штатском присел на стул у стены и молча наблюдал.
Алексей промолчал.
— В твоих вещах мы нашли копировальные листы с текстом. Что скажешь об этом? — спросил Глой.
Речь шла о придуманных Алексеем для удобства маленьких вместительных блокнотиках, в которых было до пятидесяти страниц текста. Значит, все это время они не предъявляли копировальные листы потому, что пытались расшифровать их. А теперь сдались!
— Ничего, — пожал плечами Алексей.
— Ты должен это расшифровать!
— Как я могу расшифровывать их без шифр-блокнота?
— А где шифр-блокнот?
— При аресте вы раздели меня до трусов, я незаметно приклеил пленку к трусам, а потом уничтожил в камере, — ответил Алексей.
Глой неожиданно подскочил и врезал ему по лицу с криком:
— Ты не мог уничтожить шифр! За тобой все время следили в глазок!
Алексей не удержал равновесие — руки были в наручниках — и упал на пол.
— Мог, — соврал он, лежа на полу и стараясь говорить как можно спокойнее. — Я разжевал целлофановую пленку с шифром, выплюнул в унитаз и спустил воду.
Никакой пленки с шифром не было, шифр был у него в голове. Но не у всех нелегалов такая феноменальная память, обычно для шифровки пользуются шифр-блокнотом.
— Пленка очень легкая, она не могла быть смыта водой! — скривился Глой.
— Я тоже думал, что не могла, но у меня хорошая камера. Там вода в туалете спускается аж семь минут. Пойдите проверьте, — ответил Алексей, злорадно предвкушая, как Глой побежит сейчас исследовать унитаз и бачок в его камере.
— Сволочь! Русская сволочь! — заорал Глой и начал бить его ногами. Потом взял себя в руки, наклонился над Алексеем, посмотрел в глаза. — Неужели ты не понимаешь, что сдохнешь как собака? Что я не дам тебе есть, спать, жить, дышать, пока ты не начнешь сотрудничать?
Алексей молчал.
— Полковник Глой, если бы вы умели не только истязать, но и обыскивать арестованных или хотя бы чинить туалеты в камерах, — снисходительным тоном на английском заметил мужчина в штатском, — у нас бы сейчас была возможность расшифровать не только копировальные листы, но и радиограммы, которые ему до сих пор шлют.
— Это чудовищное недоразумение, — покачал головой Глой.
— Господин Козлов, вы играете с огнем, — обратился мужчина в штатском тем же тихим голосом.
И по поведению Глоя и охранника Алексей понял, что это какое-то очень высокое начальство.
— Не буду скрывать, я из ЦРУ. Вы уже не представляете ценности как агент, но еще представляете опасность, как источник информации, так что придется вас ликвидировать, — равнодушно сказал мужчина.
Алексей удивился не столько последним словам, сколько тому, что разведчик одной страны так по-барски ведет себя на территории разведки другой страны.
— Все изъятое у арестованного при обыске изолированно лежит в сейфе, — почему-то именно сейчас отчитался Глой, видимо, подчеркивал тему копировальных листов.
— Полковник Глой, мы не будем заниматься его шифровками. Все ценное, что изъято, можете распределить между собой или отдать государству, — распорядился мужчина в штатском. — Господину Козлову это больше не понадобится.
И у Алексея под ложечкой заныло, оттого, что его альбомы с ценнейшими марками сейчас отдадут какому-нибудь сынишке-школьнику.
— Джек, бей его, пока не устанешь! — приказал Глой и почтительно открыл дверь перед мужчиной в штатском. Потом обернулся, медленно пошел к двери, глядя, как охранник наносит Алексею грамотные удары ногами, чтобы не задеть жизненно важные органы, и попросил: — Джек, остановись на секунду!
Охранник остановился, остановился и гость из ЦРУ.
— Послушай, Козлов, ведь все это время я пытался тебе помочь! Пытался тебя спасти вопреки твоему упрямству! Я давал тебе шанс, но ты не шел навстречу! У меня тоже есть начальство, и оно дает мне определенные сроки… Так что я умываю руки. Завтра тебя переведут в камеру смертников, и ты понимаешь зачем. Статья «Терроризм» позволяет это!
Алексей вздрогнул.
Глой заметил это, и тон его смягчился:
— Там ты не будешь голодать. Тебе даже дадут целую жареную курицу. Но только один раз. Перед казнью. А это очень неприятно, Козлов, когда тебя казнят. Мы не любим электрических стульев, у нас все по старинке. Тебе наденут петлю на втором этаже, она затянется, откроется люк, и твое тело рухнет на первый этаж. А там доктор Мальхеба сделает тебе последний укол в сердце, чтобы исключить случайность. Труп выбросят бродячим собакам. И больше никто никогда не узнает о тебе ничего. Ну?