Испытание смертью или Железный филателист - Страница 58

— Вытащи, — сдержанно ответил Алексей.

— Считай, шо у тебя уже блат в МОССАДе, я даже принес тебе гостинчик, — подмигнул Жора и обратился к Глою по-английски: — Прикажите принести, что я привез для заключенного.

Глой кивнул охраннику. Тот вышел и вскоре вернулся с пластмассовым подносом, на котором стояли открытая консервная банка с разделанной селедкой, миска холодной вареной картошки и лежали очищенная луковица и нарезанный бородинский хлеб.

Глой брезгливо поморщился запаху незнакомой еды, а Алексей сглотнул слюну.

Жора подвинул к нему поднос и заботливо сказал:

— Вижу, Алеша, шо эти гицели совсем уже тебя не кормят! Кушай, угощайся!

Алексей осторожно взял с подноса кусок черного хлеба, понюхал его, торопливо запихнул в рот и закрыл глаза от блаженства:

— Это же бородинский?

— А ты думал, шо солидные люди в МОССАДе делают себе по утрам уже бутерброд с мацой? А шобы да, так нет!

Алексей быстро откусил от луковицы, заел картошкой, достал тюремной алюминиевой ложкой кусок селедки. Ел торопясь, понимая, что сейчас отнимут. А Глой с трудом скрывал отвращение к этому шоу, запаху лука, селедки и непонятному языку.

— Ну, теперь ты уже понял, Алеша, шо я твой друг? Давай бекицер и по делу, пока этот балабуз не понимает ни слова. Если я от тебя получу дулю с маком, то ты получишь от них пулю с гаком! Ты уже с этим согласен?

Алексей кивнул.

— Сидишь ты, цуцик, за терроризм. И можешь делать любой кипиш, но эту статью на козе не объедешь! Родина тебе не поможет, Алеша, потому шо просто не узнает, шо тебе капец! Или узнает слишком поздно. Тебя щедро наградят за молчание. Но посмертно, Алеша!

Алексей сосредоточенно жевал луковицу с хлебом, понимая, что это чуточку облегчит его авитаминоз.

— Кончай уже жрать, когда с тобой говорят о твоей жизни! — раздраженно окликнул его Жора и отодвинул поднос.

Алексей промолчал в ответ.

— Был бы шпионаж олимпийским видом спорта, тебя бы, Алеша, уже амнистировали в честь Олимпиады, шо сейчас проходит в вашей Москве. Но скажу тебе, Алеша, как другу, шо я вас, русских, не понимаю. На хрена вы полезли в Афганистан? — решил поразглагольствовать Жора. — И шо вы себе думали, шо вас похвалят за ваш большой пуриц? Может, вы думали, шо там большие деньги под каждым камнем? Может, вы уже не знали, шо после этого никто не приедет к вам на Олимпиаду?

Глой переводил глаза с Жоры на Алексея, с Алексея на Жору, но все равно не мог понять ни капельки.

— Алеша, им не надо никакого разрешения, шобы уже повесить тебя за статью «Терроризм»! И им до мнения европейских стран, как до последнего фонаря на Дерибасовской!

— Понимаю.

— Я твой последний шанс, Алеша! Ты же еще не знаешь, как эти гицели вешают! Утром перед смертной казнью тебе дают полкурицы, если ты черный. И целую курицу, если ты белый. И если ты не откинул копыта в петле, уже приходит тюремный доктор и делает укол в сердце. — Жора изобразил укол в собственное сердце шариковой ручкой. — Алеша, ну уже скажи мне, зачем тебе есть целую курицу?

Алексей промолчал.

Жора обежал стол, наклонился к Алексею, почти приобнял его и жарко зашептал, словно кто-то, кроме них, понимал по-русски:

— Они раздавят тебя как муравья. Эти жирные англичане с французами создали тебе ложное чувство безопасности. Они могли повязать тебя хоть на Красном, хоть на Желтом, хоть на Черном море. Но в европейской тюрьме ты бы жрал, пил, спал и качал права. А здесь, в ЮАР, ты уже исчез с лица земли. Тебя нету, тебя уже стерли ластиком! И я прилетел только потому, шо мы с тобой земляки! Ведь одесситы — лучший отряд МОССАДа!

— Извините, вы будете приступать к допросу? — зло спросил Глой по-английски.

— У вас не те звезды на погонах, чтобы учить меня работать! — не поворачиваясь, буркнул Жора по-английски и продолжил по-русски: — Он мне будет рассказывать, как вести допросы! Алеша, ты ж понимаешь, у нас с тобой полный дефицит вариантов. Я готов тебя совершенно кошерно завербовать. Сам знаешь, МОССАД — не фуфло. Тебя раскрыли, для СССР ты сбитый летчик, и если вернешься, уже почалишься в далекую Сибирь. Хотя конечно, есть второй вариант — обмен.

— Я согласен на обмен, — кивнул Алексей.

— Отлично, Алеша! Лехаим! — оживился Жора. — Но ты коммерсант и знаешь, что торг не объявляется без начальной цены. Пока не начнешь давать показания, мы уже не установим твою цену. А пока — ты никто.

Алексей промолчал.

— Ты можешь спокойно сказать мне, шо тебе не сиделось в Европах, зачем ты уже приехал к этим уродам, с которыми уже весь мир не сядет на одном поле?

Алексей молчал.

— Шо ты молчишь, как кантор в нашей синагоге, пока ему не заплатили? Имей уже голову, Алеша, никого более русского, чем я, к тебе сюда не пустят! Скажи спасибо этому барану, шо позвал меня. Побег, Алеша, здесь не сделаешь. Уже я не знаю, кто ты такой, но мы в курсе — они охраняют тебя лучше, чем все золото апартеида.

Глой вздрогнул, услышав знакомое слово.

— Я — не они, ты мне весь не нужен, Алеша. Ты можешь дать мне только немножко информации о нашем гражданине Гидоне Крамере, жена которого влюбилась в тебя, как глупая бабочка в настольную лампу. Ближе к телу, Алеша, и я уже буду думать, как тебя обменивать, — мягко предложил Жора.

Алексей молчал.

— Ты будешь говорить, сука, или нет?! — не выдержал Жора и изо всех сил ударил Алексея по лицу.

Козлов упал, и Жора начал молотить его ногами с такой прытью, что Глой с охранником еле его оттащили.

— Ты мне ответишь, гнида кэгэбэшная! Ты мне за все ответишь! — орал оттаскиваемый Жора уже без всяких «одесскостей». — Я столько сидел на чемоданах, пока попал в Израиль, что у меня личный счет к СССР! И я получу с тебя за все унижения!