Испытание смертью или Железный филателист - Страница 46


К оглавлению

46
Dein Kleid will mich was lehren!

В этой грязной, душной камере-одиночке, доверху налитой отчаянным женским криком, трудно было придумать что-нибудь более нелепое, чем распевание песенки про елочку. Но так становилось легче. Даже показалось, что скоро получится отгородиться ею от крика и подремать.

Но через некоторое время динамик смолк так же внезапно, как и включился, в двери повернулся ключ, и в камеру вошел сержант с двумя охранниками.

— Встать! — заорал сержант, недовольно глядя на то, как Отто нехотя сполз с матраса и принял вертикальное положение. — Проверка. Все нормально?

Отто посмотрел на него с интересом и спросил:

— В каком смысле?

— В смысле комфорта, — безразлично уточнил сержант. — Жалобы есть?

— Я хочу спать, — сказал Отто и показал глазами на потолок, скорее машинально, чем рассчитывая на помощь. — Пожалуйста, отключите это! Это не дает мне спать.

— Ты что-нибудь слышишь? — спросил сержант у одного из охранников без тени насмешки, скорее по долгу службы.

— Ничего не слышу, господин сержант! — замотал головой охранник тоже без тени насмешки и тоже по долгу службы.

— И я ничего. Мы зайдем с проверкой через час.

Они вышли, дверь заскрежетала ключом. И на Отто снова обрушился водопад криков и стонов из динамика. Он снова начал искать тишину, заматывал голову одеялом, засовывал ее под вонючий матрас, но эффекта не было.

Потом воткнул в уши свернутые в спираль ободки рукавов робы, сверху замотал голову одеялом, а на него положил матрас. Его уже не волновал запах матраса, он готов был спрятаться от женского крика хоть в выгребную яму.

Спать все равно не получалось. Он снова вспомнил о ногах японских и китайских женщин. И удивился, что задумался об этом только сейчас, когда самому пришлось преодолеть путь от комнаты допроса до камеры походкой красавицы с изуродованными стопами.

Отто поражали глубина и изящество японской и китайской миниатюры. Изображенные женщины, как правило, демонстрировали ступни, похожие на обглоданные обрубки. И он относился к этому как к экзотическому лирическому образу.

На лекциях по искусствоведению рассказывали об истории бинтования женских ног, и Отто с его энциклопедической памятью мог хоть сейчас повторить содержание.

Моду на это насилие над женщинами завел в Китае император Ли Юя. Он построил золотой помост в форме лотоса, инкрустированный драгоценными камнями, на котором танцевала его наложница с крохотными изуродованными ступнями, бинтуемыми с детства шелковыми шарфами.

Семенящая походка считалась эротичной, а уродливые стопы были сексуальным фетишем. Постоянная боль при ходьбе и напряжение мышц из-за отсутствия нормальной опоры на ступню приводили к резкому сужению влагалища. И потому нищие семьи с детства бинтовали девочкам ноги, чтобы продать их в наложницы богатым извращенцам.

Один китайский аристократ даже описал любовные игры, главная роль в которых отводилась изуродованным женским ступням, и составил каталог из шестидесяти видов уродования ног, носящих поэтические названия «новая луна», «гармоничная радуга», «побег бамбука».

Самая востребованная форма калечения называлась «золотой лотос» и подразумевала ступню длиной десять сантиметров. В одних районах Китая пальцы ног для этого сжимали и ограничивали рост ноги, а в других для получения «золотых лотосов» пальцы ломали в пятилетием возрасте, подгибали к подошве и затягивали бинтами.

Часто на ступнях начинались нагноение, гангрена, паралич. Огромное количество девочек умирало от экзекуции. А выжившие не могли всю жизнь даже отправлять естественные потребности без прислуги, ведь на десятисантиметровых ступнях невозможно присесть на корточки.

После революции родителей, продолжающих садистскую традицию, начали сажать в тюрьму. Но они все равно тайно калечили дочерей и продавали за границу.

Отто пытался вспомнить хоть одну китайскую или японскую марку, хоть одну историческую кинокартину, в которой бы фигурировала традиция бинтования ног. Не получилось. Китайцы и японцы стыдливо закрыли эту тему, она осталась только в антиквариате.

На лекции говорили, что нынче государственная цензура не пропускает тему «золотых лотосов» ни в произведениях современного искусства, ни в исторических исследованиях.

Отто вспомнил, что первые почтовые марки Китая ему посчастливилось видеть на выставке, кажется, во Франции. Управление Шанхайской таможни напечатало в 1878 году три марки с симпатичным пятилапым драконом на фоне волн и облаков.

Чтобы чем-то занять себя, Отто решил полистать по памяти любимые страницы альбомов с марками. Он помнил их наизусть и переворачивал страницу за страницей, хотя женский крик словно набрасывал на эти страницы черную ткань.

Странно, что только здесь и сейчас в невыносимо звучащей и вонючей камере он задумался о женской боли. Вспомнил, что, когда жена была жива, они жили в Алжире и много путешествовали по Африке. И, приезжая в новый город, она подолгу болтала с местными женщинами, а вечером рассказывала об услышанных ужасах.

Все, кто жил на континенте, конечно, знали о чудовищной исламской традиции женского обрезания. Операция проходила по трем выкройкам, часто маленькой девочке срезали все, что отличало ее от мальчика, и зашивали так, что оставалось только маленькое отверстие для мочеиспускания.

Чтобы родить после этого ребенка, женщина нуждалась в специальных надрезах мышечной ткани, а после родов ее снова зашивали до маленького отверстия, «чтобы доставить мужчине больше удовольствия в течение общения». И так при каждых родах.

46